Сказка о шамане

 День шамана
/всем системным администраторам посвящается/
Давным-давно, на самой заре сотворения мира, жил в большой хижине один шаман. У него было все, чтобы с гордостью носить это звание. Длинные волосы, перевязанные в хвост, теплая шкура мамонта на плечах да звонкий бубен, что разгонял тучи над головой. Шаман умел договариваться с погодой, устранять мелкие бытовые неприятности и ставить защиту над входом в хижину. И не было в племени человека, умевшего лучше танцевать под полной луной и говорить с духами предков на их языке.
Каждое утро шаман начинал с обхода деревни. Приветствовал жителей, поправлял защитные амулеты, ставил новые обережные сети. Выводил на песке непонятные письмена, вызывая ужас и восторг в глазах простых смертных. И возвращался в свою хижину на закате, когда скрывалось алое солнце за далеким горизонтом.
День и ночь шаман поддерживал порядок в деревне без перерыва на обед и выходные. Не разработали в то время законов о защите прав трудящихся, и рабочий день был ненормированный. Так бы и продолжалось целую вечность, но однажды шаман устал. Едва лето перевалило за середину, как закрыл шаман свою хижину, навесил оберегов над входом и ушел на запад. Туда, где плещутся под солнцем синие волны, шумит прибой и диковинные белые птицы кружатся в высоком небе. Где царит тишина, и только ветер бродит среди древних скал, нашептывая морю свои сказки.
Прошла вечность, за ней другая. Схватился вождь за голову – тяжко племени без шамана. Обереги рассыпались в прах, реки вышли из берегов, и который день уже льет дождь. Мамонты спрятались в своих пещерах, не желая выходить на честный бой с охотниками. И даже мелкая живность, почуяв беду, сорвалась с насиженного места – искать лучшей доли.
Взял вождь свой самый большой лук, отполировал дубинку и отправился на поиски шамана. Дорога вывела его на берег самого синего моря, где по слухам нет никого, кроме ветра. Горячий песок обжигал ноги, солнце нещадно палило с небосклона, но вождь шел вперед. Там, у самой кромки прибоя, сидел шаман, и на лице его застыло выражение невероятного блаженства.
С трудом узнал вождь своего шамана. Длинные волосы ловца духов выгорели на солнце, кожа покрылась бронзовым загаром. Пропала шкура мамонта, а вместо нее на плечах оказалась тонкая накидка из невесомой белой ткани. Никогда не видел вождь такого, но спрашивать не решился. Мало ли где бродил всю эту вечность шаман. Может, и не стоит простым смертным знать, где петляла тропинка того, кто говорит с предками.
Бросился вождь к шаману, уговаривая его вернуться. Взывал к совести и здравому смыслу. Обещал богатые дары: бивни белого мамонта, шкуру пещерного волка и миску болотной клюквы в придачу. Клялся, что отправит в помощники своего младшего сына, пусть только шаман вернется.
Ничего не ответил шаман, только улыбнулся, щурясь на солнце. И показал рукой на темнеющий небосклон, где в соленую воду с шипением опускалось раскаленное солнце. И понял вождь, что ни один здравомыслящий человек не променяет морской курорт на мрачную темную хижину среди болот и снегов. Не вернется шаман, потому как фриланс лучше пятидневки в офисе с ненормированным рабочим графиком.
Ушел вождь, и настали для племени черные времена. И сгинул бы целый народ в неизвестности, не оставив после себя даже памяти. Но с первым снегом в деревню вернулся шаман. Отдохнувший, загоревший, с карманами, полными ракушек и прочих сувениров. И сказал, что будет работать с рассвета до заката все пять дней, а на шестой отсыпаться в своей хижине. И кто посмеет потревожить сон ловца духов, сам пойдет заклинать погоду и чинить обереги. Так был создан и записан на камне первый трудовой кодекс.
С тех пор повелось, что никто не смеет тревожить сон шамана. Каждый шестой день жители деревни по широкой дуге огибают большую хижину. На цыпочках крадутся мимо. Молча оставляют у порога подношения: вяленое мясо, сладкие ягоды и бивни убитых мамонтов – все как полагается. А день посреди лета был объявлен Днем Шамана. В память о том, что каждый рано или поздно может забить на работу, послать к черту шефа и уйти на закат.
Так и повелось, что в последнюю пятницу июля весь мир празднует День сисадмина. Современные шаманы не носят шкуру мамонта, да и болотные ягоды у них не в чести. Они разговаривают с духами за чашечкой кофе, стучат по клавишам и выводят непонятные письмена на экране компьютера. Ворчат, когда их отрывают от дела и дергают по пустякам. Прячутся в серверной, как в темной пещере, творя свои странные ритуалы.
И пока слышен бой бубна, мир не рухнет.

Сказка о душе

Эй, душа, что ж тебе вздумалось повыть на луну?
Что тебе не спится, душа, невыносимо звездными ночами? Август на дворе, за полночь давно. Все вампиры спят, все кошки спят, только ты все не успокоишься.
Что тебе нужно, душа? Что ты все рвешься куда-то, будто тебя здесь плохо кормят? Ех, говорили мне – избавляться от тебя надо, да только свыклась я с тобой, жалко. От меня и совесть на пенсию ушла, не выдержала драконьей жизни, и память к другой ушла. Красивая, говорят, девушка, а, главное, лишний раз не достает. Недавно их на Кировке видели — вместе.
Душа-душа, ну что ты такая беспокойная? Что ж ты мне спать не даешь, ворочаешь меня с одного бока на другой, сны бредовые подкидываешь? Что ж тебя все налево-то тянет – то на одну посмотришь, то к другой привяжешься…. вот без этого никак нельзя, да? Вот просто улыбаться без всякого повода? Ведь ночи сейчас такие — рыжие-звездные, теплые, как руки, пушистые, как одуванчики и такие же невесомые – пронесутся, не заметишь… А ночи пахнут травами придорожными, медом и молоком, горькой полынью да вереском. Ночью в небе жгут костры и разбрасывают звезды — и мы опять оторваться не можем от высоты бесконечной, от росчерков серебра на черном. В августе рябина ррррыжая… тебе же нравится рябина, душа? Подожди, мы еще доползем с тобой до рассвета. Будем грызть рябину и вспоминать…. ну что ты опять? Ну что тебе все мало?! Рябины не хочешь? Чего тебе, беспокойная? Вот уйду, кто тебя рябиной кормить будет?
Как это не уйду?! Да мне без тебя только спокойнее будет!
Ех, душа, что ж ты такая… Спи. Пусть тебе снится небо. Или лучше солнце — на запястьях, на скулах, в уголках губ притаившееся. Спи, кому говорю! Я тебе сказку расскажу. Про август – время снов несбывшихся, судеб непрожитых.
Душа-душа, что ж тебе вздумалось повыть на луну?..
Из старых дневников.
2 августа 2007

Сказка о море, у которого вырос хвост

Однажды у моря вырос хвост, и это было только начало истории.
Хвост был пушист и жил, казалось, своей собственной жизнью. Бросался под ноги прохожим, прогуливающимся у причала и растекался по ступеням старой набережной. Белой пеной рассыпался по горячему песку. Растворялся в пламени ржавого осеннего заката. Пропадал в ночи, чтобы к утру вернуться. Вел себя так, будто он — хвост — был существом свободным и независимым, и более того — настоящим. Не каким-то там наваждением, сном несбывшимся, сказкой недосказанной, а самым что ни на есть хвостом. Пушистым.
Никто не знал, откуда взялся хвост у моря, но пропадать он не собирался. И море, вздохнув, каждое утро оборачивалось хвостом вокруг себя — два раза и еще чуть-чуть. Море вытягивало лапы и совершенно по-кошачьи мурчало, и подставляло соленые бока еще теплому осеннему солнцу. Шумело, плескалось, шепталось о чем-то с бродягой-ветром. Улыбалось загадочно в ответ на все его вопросы. И ни за что не признавалось, откуда у него вырос хвост.
Однажды…

Сказка о посткроссерах

— Бабушка, расскажи сказку!
Старушка, с трудом оторвавшись от книги, строго посмотрела на малышей из-под очков. Какая сказка, день на дворе! Вот удружила невестка: родила в ночь сразу двоих. Рыжие, шумные, озорные, с россыпью веснушек на лице. Любопытные, как котята — везде бы им залезть, все бы стащить да на зуб попробовать. Все в бабушку.
— Сказку? — задумалась старушка. — Слушайте: давным-давно, когда ни вас, ни вашего папы еще в проекте не было, бродили по городу посткроссеры.
При этих словах девочка охнула, спрятала лицо в ладонях и придвинулась поближе к брату. Она не знала, кто такие посткроссеры, но смутно догадывалась, что ничего хорошего такое начало не предвещает.
А бабушка продолжила:
— Путь каждого настоящего посткроссера лежал на Главпочтампт. В любую погоду, сквозь дождь, метель и туман, совершали они свое великое паломничество. Ничто не могло остановить посткроссера — ни пробка в час пик, ни гололед по весне. Сказывают, один особо отчаянный поклонник марок и открыток носил с собой лыжи, коньки и калоши — на все случаи жизни, чтобы наверняка не опоздать в священное для каждого посткроссера место.
— Бабушка, — перебил внук, — а зачем они ходили на Главпочтампт?
— Все дело в марках, — многозначительно сказала старушка. И достала из комода папку, битком набитую бумажными разноцветными квадратиками. — В те далекие времена добыть марки можно было только там — и никак иначе. Потому и шли туда посткроссеры — в холод и зной, под суровым северным ветром и палящим солнцем, не боясь ни дождя, ни падающих с неба метеоритов. На все были готовы, лишь бы успеть — и поймать свои заветные марки, пока их не увел кто-то другой.
Бабушка отложила папку в сторону и достала со шкафа коробку. Любопытные внуки подобрались поближе, но показывать свои сокровища старушка не спешила.
— Конкуренция в те годы была большая, — продолжила старушка свой рассказ. — Кто не успел на Главпочтампт — оставался без марок, и ничто уже не могло его спасти. Хоть бы бейся головой о закрытые двери, хоть молись Великому Почтальону — не поможет. С наступлением темноты двери Главпочтампта закрывались, и незадачливый посткроссер оставался ни с чем.
Близнецы в ужасе переглянулись. Они так и представили, как несчастный посткроссер бредет по ночному городу, размазывая по щекам горькие слезы. В сумке его рыдают открытки: не видать им стран заморских, не ощутить на своих боках тяжелую печать, не побывать на знаменитой петербургской сортировке, где, говорят, не одно послание сгинуло навеки.
— И что же дальше? — шепотом спросил мальчик. Девочка промолчала, сжимая в руках плюшевого зайца.
— А дальше был день, и новое солнце вставало над горизонтом. И снова шел посткроссер по дорогам, и бежал из последних сил, надеясь успеть к заветной двери, и взлетал по ступенькам вверх, а там…
— Что?! — в один голос прошептали близнецы.
— А там обед, — отрезала бабушка. — И у меня тоже. Не беспокоить.
С этими словами старушка поставила коробку обратно на шкаф, так и не показав внукам своих сокровищ.
— Бабушка, — решился спросить мальчик, — а откуда ты все это знаешь и где взяла марки?
— И что в той коробке, что лежит на шкафу? — шепотом добавила девочка.
— А этого, дорогие мои, вам знать еще рано, — усмехнулась старушка. — Не доросли.
Вечером, когда город затих, убаюканный колыбельной восточного ветра, маленькие проказники выбрались из своей комнаты. Тихо, стараясь не разбудить бабушку, притащили табуретку, дотянулись до коробки и вытащили стопку подписанных открыток. С марками и штампами, все как полагается. Из Бразилии и Австралии, Дании и Японии, и даже одну помятую карточку с далеких берегов Антарктиды достали. И уже спустя полчаса девочка увлеченно зачитывала брату вслух выдержки из самых необычных открыток, а мальчик перебирал оставленные на столе марки и, кажется, не замечал ничего вокруг. И не видели дети, как в тишине под бледным светом луны стоит у порога бабушка и смотрит на них внимательно.
— Гены не обманешь, — прошептала старушка, прикрывая дверь.