Рождество

Рождество — это всегда про сказку.
Тебе пять, ты сидишь под елкой, держишь в руках красный шар, отражаешься в переливающемся стекле. Держишь осторожно, кончиками пальцев касаешься елочной игрушки — только бы не уронить, не разбить, не потерять хрупкое зимнее чудо. Под боком пристроилась кошка — мурлычет, перебирает мягкими лапами, тычется мокрыми носом в ладони. За окошком падает снег: медленно-медленно кружится под фонарями, и поспевает в духовке пирог, дразня запахом корицы и кардамона. В карманах у тебя конфеты, впереди — долгая сказочная ночь, и можно наконец загадать самое заветное желание.
Точно знать — все сбудется.
Тебе тридцать, и ты прячешь конфеты в карманы, кутаешься в плед, обнимаешь теплую кошку. Завариваешь чай, садишься у окна — смотришь, как город прячется под снегом. Загадываешь желание — не всерьез, но вдруг? Вытаскиваешь из духовки пирог, катаешь в ладонях красный шар — хрупкое чудо забытого детства. Все еще будто бы веришь в сказку.
Хотя бы сегодня.
Сейчас, пока падает снег, и горят золотые огни на елке.
С праздником!
Желайте — и сбудется, такое сегодня время.
Раздел: Сказки | Комментарии к записи Рождество отключены

У моей музы хвост и четыре лапы

У моей музы хвост и четыре лапы.
Моя муза  мурлычет сказки, пригревшись у батареи. Вытягивает пушистые лапы, смешно топорщит усы. Сворачивается в клубочек, пытаясь уместиться между стеной и шкафом. Заразительно зевает, спрятавшись в темноте — только кончик хвоста торчит.
Моя муза любит смотреть на снег за окном, валяться на мягких одеялах, пить молоко из миски. Подставлять пушистые бока теплому солнышку, ловить солнечных зайчиков по весне. Слушать, как первый апрельский дождь грохочет по карнизу. Сидеть на подоконнике, поджидая разноцветных неугомонных птиц.
У моей музы острые когти, пушистый хвост и бесшумный шаг.
Она приходит, когда ей вздумается, и исчезает, не прощаясь.
Но всегда возвращается.
Должен же кто-то налить в миску молока и почесать за ушком.

Летние дни

Летние дни нужно прятать между страниц книги, как бумажные закладки. Забывать о них на долгую золотую осень, а потом вытряхивать на стол — будто случайно. Перебирать, касаться кончиками пальцев, удивляться. Слышать в шелесте страниц шум ветра, грохот грозы, плеск соленых волн. Доставать с полки в стылом октябре, держать в руках. Вспоминать горячее солнце и высокое небо. Слышать стрекот кузнечиков, чувствовать аромат придорожных трав. Возвращаться в однажды прожитое лето — словно перечитывать книгу.
Никуда не торопиться.
Чувствовать каждый удар своего сердца.

Элли однажды вырастет

Элли однажды вырастет и вернется.
Пройдет по дороге из желтого кирпича. Обнимет Страшилу, поздоровается с Железным дровосеком, расскажет анекдот Льву. Сорверт охапку цветущих маков на том забытом перекрестке. Дойдет до домика Волшебника великого и ужасного, и оставит башмачки на пороге.
Алиса однажды вспомнит дорогу.
Уйдет в темноту за белым кроликом, не обернувшись. Пройдет по запутанным тропам, свернет на свет фонаря. Останется на чашечку чая с безумным Шляпником. Допишет книгу, сидя на деревянных ступенях старого дома.
Красная Шапочка однажды встретит своего Волка.
Испечет пирожки — горячие, как в детстве. Найдет дорогу в заповедном лесу, пройдет по шуршащей осенней листве. Разведет костер, разробсает искры-звезды в высоком небе. Дождется, пока он придет на свет костра-маяка, на запах свежей выпечки.
Все мы однажды вырастем, и сказка закончится.
Но будут иные дороги, другие звезды и новые тропы.
И значит, все не напрасно.

Лучшие истории

Порой мне кажется: все свои лучшие истории я уже написала.
Там, среди забытых строк, идет по миру Большая Медведица со своим медвежонком. Ступает мягкими лапами по мокрой от вечерней росы траве, выбирает единственно верный путь среди звезд и туманов. Там горят небесные костры, молчаливые рыбы опускаются в темную глубину, и натягивает лук бродяга-Стрелец. Не смолкают споры в Небесной канцелярии, и лишь забытый всеми ангел пишет свои сказки, пристроившись на краю пушистого облака. Рисует далекие города в потрепанном блокноте странник, и лесная ведьма выходит в черничную полночь из дома — собирать упавшие звезды, плести сновидения из обрывков слов.
Порой мне кажется: тогда чувствовалось лучше, ярче, острее, и тексты были в такт.
В них плескалось море, и взлетали в высокое небо драконы. Стучали поезда на далеких станциях, шумел ветер в кронах высоких сосен. Звенело лето, и пронзительным августом не заканчивалась строка. В сентябре поспевал виноград, шли дожди, и во внутренней темноте рождались новые строки. Буквы ложились на бумагу, слова наполняли тишину. Демиург рисовал миры, пристроившись на ступенях старого дома.
Порой мне кажется: вся моя жизнь — это строчки забытого дневника.
И будет ли время для новых сказок?

Август

Август пахнет спелыми яблоками и немножко полынью.

Август звенит звездами, отгорает искрами небесных костров. Звучит далекими поездами, грохотом гроз и лишь изредка — плеском соленых волн. Рассыпается рыжими листьями — первым вестником ржавой осени. Горький, терпкий, пряный, пронзительный август.

Лучшее время для дальних дорог.

Время — змея, поймавшая свой хвост.
Время утекает горячий песком сквозь пальцы. Звенит стрелой, отпущенной в небо. Натягивается тонким полотном в пяльцах, и ты в нем игла. Уходишь в небеленую ткань, делаешь шаг. Пружина времени разворачивается внутри, ты тянешься за ней, но не успеваешь. Ты только мчалась на скорой в роддом — и вот уже старшая дочь помогает младшей надеть кроссовки. Ты только покупала билеты на поезд — и вот уже семь лет скучаешь по Петербургу. Тебе все кажется: потом, позже, успею, но скользит игла, делая строчку за строчкой, и несется время стрелой.
Ловит собственный хвост, окольцовывает мир.
Прохладным песком утекает в ладонях.

Про лето

Лето — это бесконечный пикник на обочине жизни.

Утро солнечным ломтиком сыра проникает в открытые окна. Сладкой нотой капучино растекается внутри. Дразнит ванильным ароматом свежей выпечки. Рассыпается в ладонях хрустящим печеньем, остается крошками на столе. Молочной пенкой поднимается над сонным городом. И на дне чашки растворяется причудливым узором — будто и не было его никогда.

День заполнен тягучим медовым ожиданием. Он тянется долго, будто карамель, оставленная на десерт. Слоится белыми облаками, что издалека похожи на мясной пирог. Манит предвкушением перемен: борщ, второе, компот. И остается внутри тонким послевкусием.

Вечер звенит в бокале, словно апельсиновый лимонад. Завораживает игрой света и тени, пузырьками за тонким стеклом. Алым росчерком заката ложится в подготовленное блюдо. Первыми звездами, словно острой приправой, оттеняет вкус прожитого дня. И растворяется в сладкой сливочной темноте.

Мед, кардамон, корица…
Каким будет следующий день?

Апельсины в феврале

Моя виртуальная подруга живет в Израиле. В феврале у них спеют апельсины.
Представьте: зимний вечер на Урале. Темно, холодно — на исходе февраля Небесная канцелярия пытается выполнить план по морозам. Бушует вьюга, под фонарями кружится снег — мелкое белое крошево. Ты пьешь чай — греешь руки о горячую кружку. Кутаешься в плед, листаешь ленту. Видишь по тут сторону экрана оранжевые солнышки. Ветки гнутся под тяжестью апельсинов, на горизонте плещется море (какое из трех?), и ты, кажется, уже слышишь крики беспокойных чаек и чувствуешь соленый ветер…
А подруга пишет: «Похолодало: плюс двадцать сегодня».
Смеешься, кутаешься поплотнее в плед. Смотришь за окно: снег, метель, минус двадцать. Катаешь в руках спелый оранжевый апельсин, прикасаешься к домашнему солнышку кончиками пальцев. Закрываешь глаза, слышишь шум моря (которого из трех?). Провожаешь взглядом чаек на горизонте.
Снова мечтаешь уехать.
Как и каждый февраль.

Забытая

Вчерашняя встреча разбудила что-то внутри. Забытое, странное, почти чужое. Уже давно не про меня, но будто бы все еще в такт.
Я листаю старые фотографии, сделанные еще на пленочный фотоаппарат. Узнаю на блеклых сканах себя — звонкую, легкую, свободную. Девочку-с-рюкзаком, девочку в старой джинсовке с зеленым солнцем на плече. В кроссовках таганайский песок, в карманах камушки с далеких гор, и звенит бубенчик, утащенный у той, которую не помню, почти не помню. Сколько вечностей — между?
Я открываю забытые файлы на компьютере — здесь вся моя музыка, все мои песни, все про меня — далекую, прошлую, прожитую. Забытые строчки рвутся из колонок. Я не помню, о чем они пели — те девочки со старых кассет, с затертых флешек — но узнаю по первым аккордам. Помню каждое слово: могу пересказать вслух, проснувшись внезапно ночью. Но себя ту, что слушала песни Снайперов, засыпала под Земфиру, хлопала в ладоши на концерте Голландии — не помню.
Сколько лет — прожито?
Говорю себе: не всерьез. Все забыто, пройдено, прожито, и песни не в такт. Но та, что шла по городу в таганайских кроссовках, смеется, не верит. Спрыгивает с подножки автобуса, отражается в апрельских лужах. Не знает Петербурга, не хочет к морю, видит во сне далекие-близкие горы, мечтает быть рядом. держать за руку. слушать плеер — один на двоих. И чтобы песни — рефреном — в такт.
Всю доступную вечность.